Русское интеллигентское общество потеряло чувство русского гражданства,
в отщепенстве видело свою честь и достоинство... Интеллигенция – это бесы России.
Вошли в свиней и бросились с крутизны в озеро. (Лука 8:29-30)
Н. Бердяев Больная Россия

      Книгу И.Р. Шафаревича «Трехтысячелетняя загадка» с подзаголовком «История еврейства из перспективы современной России» более полно раскрывает и знакомит с историософией её автора. Но книгу вряд ли можно назвать научным трудом по истории России ХХ века, это скорее свод взглядов и мнений её автора, чем объективное отображение действительности. Книгу характеризуют искажения исторической перспективы, противоречия и, главное, умолчания. I

      Автор с одобрением цитирует американца Дюка, который назвал советскую власть первых десятилетий "еврейской". Однако за исключением того, что евреи были непропорционально высоко представлены в высших эшелонах власти и закона 1918 года, коим антисемитизм объявлялся наказуемым преступлением, нет обзора политики советской власти, которая подтверждала бы её "еврейскость", т.е. преследование ею еврейских, а не государственных целей.

      Краткий обзор этой политики следует ниже.

– Победа в гражданской войне над белым движением, которое было западной интервенцией русскими руками; выгнали вон всех интервентов, в числе коих были англичане, французы, американцы, японцы и другие, с русской территории.
– Восстановление, разваленной Февралем, русской Империи.
– Восстановили, разваленную экономику страны до довоенного уровня (1913 г.) после 4 лет мировой и 3 лет гражданской войны в 1927 году.
– Убрали с улиц и разместили по детским домам от 2 до 3 млн. беспризорных детей.
– Ликвидировали в течение 20 лет неграмотность населения.
– Сделали бесплатным и обязательным всеобщее образование. Впервые в истории России высшее образование стало бесплатным и широко доступным для молодых людей из низов.
– После окончания гражданской войны население страны увеличивалось по миллиону человек в год, а после войны 1941-45гг. (в последующие десятилетия) до двух миллионов и более (какой контраст с нынешней либерально-демократической капиталистической Россией с ежегодной убылью населения по миллиону человек в год!).
– Коллективизация и механизация сельского хозяйства, как и индустриализация, без которых Россия-СССР была бы сокрушена в войне. Они явились основанием победы СССР и поражения Германии.
– Победоносное окончание тяжелейшей войны, которое в случае поражения покончило бы с исторической Россией.
– Закончено собирание Руси, начатое великими князьями Московскими.

      Россия стала одной из двух сверхдержав и одной их двух самых индустриально развитых стран мира.

– Восстановлено традиционное, исторически оправдавшее себя, Самодержавие.
– Первыми подняли человека в космос.

      Ничего положительного и достойного признательности потомков академик в истории СССР не заметил, но только критика советского строя. Он осудил коллективизацию и индустриализацию, которую он назвал «подражанием Западу», но на вопрос, заданный ему, что бы он сделал для подготовки страны к неизбежной войне вместо них, Шафаревич отказался отвечать. В этом весь Шафаревич: лучше России погибнуть, чем провести в жизнь мучительную для народа, но спасительную для государства и, в конечном итоге, для того же народа меру. Трудно отделаться от впечатления, что отношение академика к победе в ВОВ было и осталось весьма прохладное. Не очень интеллигентно звучит его утверждение, что войну с Германией выиграли «кулаки и их дети», хотя цифра, призванных кулаков и их детей из числа переселенцев, точно известна – 61 тысяч человек в 8 миллионной армии. И это пишет математик, занявшийся историей! Академик также приветствовал развал Советского Союза, хотя на референдуме в марте 1991 года республики, принявшие участие в нем, подавляющим большинством проголосовали за сохранение Союза. Как писал С. Кара-Мурза, большинство народа восприняло развал страны как трагедию и преступление, но академик, как и Солженицын, публично признал и одобрил Беловежское предательство Ельцина, Кравчука и Шушкевича. Академику, как следует из этого утверждения, решительно начхать на мнение народа. Утверждение Шафаревича, что советская власть держалась пока ее поддерживали евреи, а когда те отвернулись от неё, то она развалилась, фантазерство, требуемое его идеологией.

      Из книги Шафаревича выносишь впечатление, что без евреев в России не было бы революции, но неожиданно для читателей он сам подрывает доверие к своей схеме русской истории ХХ века.

      «Но совершенно очевидно, что та «ненависть к правительству и всему, что оно охраняло», о которой вспоминает Шульгин, не евреями была выдумана. Ещё когда ни о каком еврейском влиянии невозможно было говорить, Печорин написал:

      Это настроение смог почувствовать еще Пушкин:

      И Достоевский в «Дневнике Писателя» не раз обращал внимание на барски-презрительное отношение к народу, переходившее в ненависть к России и всему русскому (включая правительство).

      Родоначальниками этой традиции были такие аристократы, как Чаадаев, Бакунин, Герцен, а те были последователями Вольтера и Руссо с еврейской традицией не связанных.

      Розанов написал в 1914 г. статью «Поминки по славянофилам, где так характеризует отношение к ним либерального течения:

      ««Спора» никакого не было и не вышло... Было – гонение, было преследование; было на семьдесят лет установившееся заушение, плевки, брызги жидкой грязи, лившиеся с колес торжественного экипажа, где сидели Краевские, Некрасовы, Благосветловы, Шелгуновы, Скабичевские, Чернышевские, Писаревы, – на людей, жавшихся куда-то в уголок, не слышимых, не разбираемых, не критикуемых...

      Так вот в чем дело, и вот где корень расхождения (...) которое определило собою на семьдесят лет ход русской истории... шло дело о нашем отечестве, которое целым рядом знаменитых писателей указывалось понимать как злейшего врага некоторого просвещения и культуры, и шло дело о христианстве и церкви, которые указывалось понимать как заслон мрака, темноты и невежества; заслон – в существе своем – как ошибку истории, суеверие, пережиток, «то, чего нет»».

      Заметим, что в списке «знаменитых писателей» («сидящих в экипаже») – нет ни одного еврейского имени, и это у Розанова к тому времени так нелиберально-чувствительного к еврейскому влиянию (хотя, что касается христианства и церкви, то он сам в этом экипаже мог бы поместиться – где-то «на облучке»). Но когда он пишет о «корне расхождений», об его начале, то следует исторической истине». (с. 151-152)

      «Попытаюсь еще раз собрать основные известные мне факты, характеризующие участие евреев в подготовке, проведении и утверждении русской революции. А процесс этот очень тонкий и сложный, одной какой-то характеристикой суммировать его, мне кажется, невозможно.

      Само существование революционного движения, «революционного процесса», в России, по-видимому, никак не связано с еврейским влиянием. Крупнейшими идеологами, зажигавшими сердца революционной молодёжи были Герцен, Бакунин, Чернышевский, Лавров, Писарев, Михайловский. Среди них не было евреев. Поворот революционеров к терроризму начинается выстрелом Веры Засулич, душой террористов были Желябов и Михайлов». (с. 159)

      И разрушительные импульсы, приведшие под конец к революции, имели основоположниками дворян древних родов: Чаадаев, Бакунин, Герцен. А в следующем поколении те, кто вырабатывал идеологию враждебности к исторической России – Чернышевский, Добролюбов, Писарев – были, безусловно, русскими. Как потом и множество революционеров, еще позже – «демократов», тоже были русскими. Русским было и Временное правительство, и горбачевское Политбюро. Да и в наше время, если бы отсутствие заметного еврейского влияния гарантировало следование русским интересам, то идеальной партией были бы современные коммунисты. А они, несмотря на все драпировки, все время идут на компромиссы за счет русских интересов: Крыма, Севастополя, Приднестровья и т.д. Да и вообще, видимо, неправильно видеть причину всех трудностей и несчастий народной жизни в каком-то одном внешнем факторе. Так, Лев Толстой не раз говорил, что главная причина всех бед – частная собственность на землю. Как ему повезло, что он не дожил до 30-х годов, когда ее отменяли! [А еще больше ему повезло, что он не дожил до начала 90-х годов, когда эту самую частную собственность возродили мерзавцы. В.Н]

      Меньше повезло многим антикоммунистам, которые были уверены, что устранить коммунистическую власть – и остальное уж как-то устроится. И многие дожили до того, что коммунизм действительно исчез, но жизнь стала только хуже. В таком же положении можно оказаться, если сейчас поверить, что основная и единственная причина русских катастроф – непропорциональное еврейское влияние на русскую историю.

      Выработать тот подход к русско-еврейским отношениям, который соответствовал бы русским национальным интересам, – лишь необходимое условие выхода России из теперешнего кризиса.

      Лишь необходимое, но жизненно важное. Еврейское влияние на русскую историю ХХ в. было громадным. Этот факт... бесполезно и бесцельно отрицать. Конечно, не это влияние определяло русскую историю, но уже появившимся в ней тенденциям оно давало радикальную интерпретацию, часто катастрофическую для русской судьбы. Чтобы оценить еврейское влияние, совершим «мысленный эксперимент»: предположим, что по какой-то фантастической причине евреи в ХХ в. вообще не влияли бы на жизнь России. Конечно, все равно Россия переживала бы кризис в начале ХХ в.» (с.362)

      В описании Шафаревичем противоправительственной деятельности русской "интеллигенции" есть намеренный пробел, который не укладывается в схему, представленную академиком, и, по сути, сводящий её на нет. Шафаревич ни одним словом не упомянул, что к Февралю и падению монархии революционные партии (большевики, меньшевики и эсеры с их непропорционально большим представительством евреев в руководстве) не имели ни малейшего отношения. Это был «думско-генеральский» заговор (Ив. Солоневич), во время войны и в одном шаге от победы, в котором участвовали, так сказать, только русские артисты, так что «радикальная интерпретация» с «катастрофическими последствиями», была дана самими русскими без участия инородцев. Это подтверждает мысль Шафаревича, что Россия всё равно пережила бы кризис в начале ХХ столетия.

      Точно такому же умолчанию, сознательному и преступному по последствиям, подвержена роль "интеллигенции" и своей собственной, в крушении советского строя и добровольной сдаче России Западу. Вот почему Шафаревич придумал дикую теорию о захирении советской власти, когда евреи отвернулись от нее. Это не теория, а вздор и можно только подивиться отваге академика поставить свою подпись под ней.

      Началу падения советской власти положила речь Хрущева на ХХ съезде партии и ослабления суровости режима, которая развязала языки. С 60-х годов почти вся "интеллигенция" заняла антисоветскую позицию, которую теперь, оглядываясь назад, можно назвать антигосударственной, антинародной и прозападной; Сахаров, Солженицын и Шафаревич стали Политбюро этого движения. Об удовлетворении развалом страны Шафаревичем было упомянуто выше. Это ему, Шафаревичу, страна обязана тем, что НАТО встало вплотную у западных границ России и утвердилось в Средней Азии и на Кавказе. Воистину, надо обладать бездонной наглостью, чтобы сейчас становиться в позу и поучать страну, что делать. Его оды частной собственности – "естественной, нормальной", и проклятья социализму, определили направление "перестройки", как благозвучно назвали всенародный грабеж номенклатурой и "интеллигенцией", – от социализма к капитализму, при котором жизнь народа, по его же собственным словам, стала хуже. «Хуже» – не то слово; то, что произошло – это катастрофа, неслыханная и несравнимая ни с одной бедой за всю, более чем тысячелетнюю историю России, и которая поставила страну на грань исчезновения из неё. И Шафаревич вел это восхваление капитализма в стране чуждой буржуазной ментальности: «никогда русское царство не было буржуазным» и «у нас не было и не будет значительной и влиятельной буржуазной идеологии» (Н. Бердяев «Русская идея»)

      Шафаревич не гнушается явной ложью для объяснения причин государственного обвала, чтобы отвести вину от истинного виновника катастрофы. Его лживое и вздорное объяснение причин катастрофы разваливается при ближайшем рассмотрении. «...общество, построенное марксистской партией, оказалось неустойчивым: распалось оно не под влиянием внешнего конфликта, а под воздействием собственных сил разложения». В одном академик прав: никакой победы внешних сил (США) не было, это не более, чем хвастовство общечеловеков. Но пример Китая, Северной Кореи, Вьетнама и Кубы убеждает, что никакой «неустойчивости» и никакого «воздействия собственных сил разложения» в них не было и нет, за исключением СССР. Пример Кубы особенно убедителен. Государство-крошка, всего с 11миллионным населением, без тяжелой промышленности, слабое в военном отношении, находясь всего в 90 милях от могущественных Штатов, которые объявили остров Свободы вне закона, продолжает непоколебимо стоять. Единственная причина стойкости социалистических государств – в руководстве страны и в отсутствии в Китае, С. Корее, Вьетнаме и Кубе "интеллигенции" русского образца. Образованный слой народа этих стран – национален, у него китайские, корейские, вьетнамские и кубинские мозги, а не западнические, как у русских. Вот это и есть истинная причина катастрофы России конца ХХ столетия.

      Шафаревич также предлагает решение, как спасти Россию: власть должна быть сосредоточена в руках этнического большинства, т.е. русских. Это решение было бы абсолютно верным, если бы русский народ был един в своем мнении. Но этого нет. Его "интеллигенция" себя частью народа не считает, она не его ум и сознание, как у других народов, а «кооператив изобретателей», как её назвал Ив. Солоневич; факт уникальный в истории человечества. Это она добровольно сдала Западу Россию и превратила сверхдержаву в послушного вассала "общечеловеческой" цивилизации. Русскими их назвать нельзя, они не русские, а русскоязычные. Из ее среды могут выйти только государственные изменники, как Горбачев, Яковлев, Ельцин, Сахаров, Солженицын, Шафаревич. Ни под каким видом их нельзя допускать к власти на любом уровне, но рассматривать их как пятую колонну – смертельно опасную для существования России. Русский – это патриот России. Не замечать этого, не делать этого различия – это обрекать Россию на верную смерть. Только патриоты имеют право заполнить аппарат власти. Поэтому, если произойдет чудо и к власти придут патриоты, то одной из первых мер должно быть взятие под контроль СМИ в руки государства и заткнуть глотку "интеллигенции".

      Трехтысячелетняя загадка разъясняется трехсотлетней русской разгадкой: работой русской "интеллигенции" против России, против ее государственности, ее истории и народа. Россия обречена на гибель, если не сумеет преодолеть явление интеллигенции.

      «Интеллигенция как особая социальная группа, выделяющая себя из народа... должна совсем прекратить свое существование» (Н. Бердяев Больная Россия)

      Основа основ ошибочных взглядов академика – вера в "естественность, нормальность", незыблемость и неприкосновенность частной собственности и превосходства деревни над городом. По своим взглядам он стоит особняком от основного течения русской мысли. Он не понял того, хотя несомненно и знает, что русская мысль, как дореволюционная в лице Н. Данилевского и К. Леонтьева, предвидела для России иной путь, чем он представляется Шафаревичу, так и послереволюционная в лице Н. Устрялова, Н. Бердяева, С. Франка и других, которые решительно расходятся с ним в оценке советского строя.

      Буржуазно-демократический строй в подражание Западу подтвердил предсказание Данилевского, что отказ от самобытности своей цивилизации, (основы которого были заложены в октябре 1917 года) будет убийственным для России: она не сумеет удержать свою политическую независимость. Шафаревич не понимает, что строй, основанный на частной собственности, изжил себя и его устранение на повестке дня истории. Надо было и дальше придерживаться и совершенствовать советский строй, а не заниматься прославлением капитализма и какой-то химеры о "крестьянской цивилизации".

      В [ ] мой комментарий.

      Н. Бердяев: «Я принес с собой [в эмиграцию] мысли, рожденные в катастрофе русской революции, в конечности и запредельности русского коммунизма, поставившего проблему, не решенную христианством... »

      С. Франк: «Из наблюдений над жизнью я, коротко говоря, пришел к следующему убеждению. Большевизм, в смысле марксистского коммунизма, был только извне навязанной идеологической «оболочкой» русской революции, исказившей; под этой официальной оболочкою переворот совершенно иного смысла и содержания – переворот, обусловленный всем ходом русской истории и потому совершенно неизбежный и в этом относительном смысле и оправданный». (из книги «Биография П.Б. Струве»)

      Н. Устрялов:

       «Нет, причины катастрофы [поражение белых в гражданской войне] лежат несравненно глубже. По-видимому, их надо искать в двух плоскостях. Во-первых, события убеждают, что Россия не изжила еще революции, т.е. большевизма, и, воистину, в победе советской власти есть что-то фатальное, будто такова воля истории. Во-вторых, противобольшевистское движение силою вещей слишком связало себя с иностранными элементами и поэтому невольно окружило большевиков известным национальным ореолом, по существу чуждым его природе. Причудливая диалектика истории неожиданно выдвинула советскую власть с её идеологией интернационала на роль национального фактора современной русской жизни, – в то время как наш национализм, оставаясь непоколебленным в принципе, потускнел и поблек на практике вследствие своих хронических альянсов и компромиссов с так называемыми "союзниками"....

      «Процесс внутреннего органического перерождения советской власти, несомненно, уже начинается, чтобы ни говорили ее представители. И наша общая очередная задача способствовать этому процессу. Первое и главное: – собирание, восстановление России, как великого и единого государства. Всё остальное приложится».

      Перелом

      [Устрялов выделил главное в деятельности новорожденной власти: собирание и восстановление России как великого и единого государства: «Всё остальное приложится». У него государственный ум, который и позволяет ему замечать главное и отделять его от второстепенного]

       «Я положительно затрудняюсь понять, каким образом русский патриот может быть, в настоящее время сторонником какой бы то ни было иностранной интервенции в русские дела..

      Ведь ясно, как божий день, что Россия пробуждается. Ясно, что худшие дни миновали, что революция из силы разрушительной и распада стихийно превращается в творческую и зиждительную национальную силу. Вопреки ожиданиям, Россия справилась с лихолетьем сама без всякой иностранной "помощи" и даже вопреки ей».

      Интервенция

      [Устрялов был противником вмешательства иностранцев, а Солженицын в 1976 году в США заявил: «Я прошу вас: вмешивайтесь в русские дела!»]

      «...становится совершенно ясным, что победа советской власти на фронте русской гражданской войны отнюдь не знаменует собою торжества прочного или сколько-нибудь длительного мира. Она есть ничто иное, как переход от борьбы внутренней, междоусобной к борьбе с внешними врагами. И, конечно, глубоко разочаруются те, кто хочет "мир", свойственный красному знамени, принимают за символ чего-то близкого, очередного, реального. В лучшем случае они получат "передышку"».

      «...Ленин постоянно твердил, что "мировой империализм и шествие социальной революции рядом удержаться не могут". Очевидно, что одно из этих двух исторических явлений может целиком осуществиться, лишь поглотив другое».

      «Интересы советской власти будут фатально совпадать с государственными интересами России».

      «Национальное возрождение грядёт – только иною тропою». Перспективы

      [Но и без советской власти Запад всегда рассматривал Россию, как самое большое препятствие к бесконтрольному господству над миром. С падением советской власти Запад, больше не сдерживаемый Россией, ведет откровенно империалистическую политику, жертвой которой оказалась наша страна]

      «В результате двухлетних страданий началось объединение страны интернационалистское по лозунгам, но патриотическое по существу – её органическое, стихийное воссоединение с оторванными частями».

      «На наших окраинах под местными псевдонимами мы получили чисто иностранную власть».

      «Мы слишком хорошо знаем цену вашей [союзников] помощи».

      «Всякая интервенция [Советской России] будет ныне – антирусской».

      Союзники и мы

      [Какой контраст с нашей интеллигенцией, что приветствовала развал Союза к величайшей радости Запада, для которого это был неожиданный подарок. Недаром Клинтон назвал нынешнюю Россию «безмозглым инструментом в наших руках». Не было внешнего врага, которого, рано или поздно, Россия не сокрушила бы, но она оказалась беззащитной перед врагом внутренним – своим западническим образованным классом].

      «Политика вообще не знает вечных истин. В ней по-гераклитовски "все течет", все зависит от наличной "обстановки", "конъюнктуры", "реального соотношения сил". Лишь самая общая верховная цель ее может претендовать на устойчивость и относительную неизменность.

      Для патриота эта общая, верховная цель лучше всего формулируется старым римским изречением: «благо государства – высший закон». «Принцип государственного блага освящает собою все средства, которое избирает политическое искусство для его осуществления. Быть верным для патриота значит быть верным этому принципу, – и только. Что же касается путей практического проведения его в жизнь, то они всецело обусловлены окружающей изменчивой обстановкой».

      «Национальная сила оказалась сосредоточенной во враждебном [нам] стане».

      «Проповедь старой программы действий в существенно новых условиях часто бывает наихудшей формою измены своим принципам».

      «Теперь нужно выбирать между Россией и чужеземцами. А раз вопрос ставится так, то на все жалобы об изъянах родной страны, соглашаясь признать наличность многих из этих изъянов, я все-таки отвечу словами поэта:

      О верности себе

      «...слава Богу, имеются люди – и, по-видимому, их все-таки большинство, которые умеют руководствоваться в своих поступках и мыслях не своим отношением к тому или другому правительству, правящему в данный момент страною, а своим отношением к ней самой как к целостному, живому организму».

      «Малые государства на окраинах России – ”уродцы на курьих ножках”».

      Patriotica

      [Вот эта разница в стиле мышления объясняет, почему эрудит Шафаревич никогда не цитировал Данилевского или Леонтьева вместо Талмуда, Торы и Кабалы, которые обильно представлены в его книге. Не политический строй должен определять наше отношение к стране, а работает ли строй на Россию или против неё. Нынешняя власть сдала Россию Западу. Она работает не на Россию, а против неё]

      «Какое величайшее недоразумение – считать русскую революцию не национальной! Это могут лишь утверждать те, кто закрывает глаза на всю русскую историю и, в частности, на историю нашей общественной и политической мысли...

      «Нет, ни нам, ни "народу" невместно снимать с себя прямую ответственность за нынешний кризис – ни за темный, ни за светлый его лики. Он – наш, он – подлинно русский, он весь в нашей психологии, в нашем прошлом, – и ничего подобного не может быть и не будет на Западе, хотя бы и при "социальной революции", внешне с него скопированной...

      «И если даже окажется математически доказанным, как это ныне не совсем удачно доказывается подчас, что девяносто процентов русских революционеров – инородцы, главным образом, евреи, то это отнюдь не опровергает чисто русский характер движения. Если к нему и прикладываются "чужие" руки, – душа у него, "нутро" его, худо ли, хорошо ли, все же истинно русское, – интеллигентское, преломленное через психику народа...

      И глубоко упадочные, декадентские разговоры о каком-то инородческом "засилье" (в смысле духовного пленения) над нынешней Россией являются, воистину, не только тягостнейшим, но и совсем незаслуженным оскорблением родины».

      Два страха

      [Шафаревич посвятил всю книгу еврейскому вопросу, но его суть лучше схвачена в короткой цитате из Устрялова ]

      «...глубоко ошибается тот, кто считает территорию "мертвым" элементом государства, индифферентным его душе. Я готов, скорее, утверждать обратное: именно территория есть наиболее существенная и ценная часть государственной души, несмотря на свой кажущийся "грубо физический" характер.

      Итак, всякий национализм, если он серьезен, должен быть прежде всего "топографическим".

      «..."душа государства" отнюдь не перестает быть самой собой от смены верховной власти. Она блекнет лишь тогда, когда наносятся несокрушимые удары территории государства. Равным образом, Франция столь национальна и велика в Робеспьере и Наполеоне, сколь в Людовике XIV...».

      «И потому я считаю, что власть, ныне как будто завершающая объединение России в ее великодержавных пределах, какова бы он ни была, заслуживает в этом своем деле решительной поддержки и сочувствии всех сознательных русских патриотов».

      «...никогда не следует объявлять "ненациональною" новую власть страны за то, что ее идеология круто расходится с привычной идеологией старой власти и нашей собственной идеологией. Новое время выдвигает новые стороны национального лика страны, и недаром историки потом обычно устанавливают, что несмотря на кажущуюся для современников резкую новизну и "ненациональность" нового, оно корнями своими глубоко уходит в старое и тесно связано с ним... Это же блестяще доказал В.О. Ключевский относительно петровского переворота...

      «...революция наша не "гасит" русского национального гения, а лишь с преувеличенной, болезненной яркостью, как всякая революция, выдвигает на первый план его отдельные черты, возводя их в "перл создания". Национальный гений от этого не только не гасится, но, напротив, оплодотворяется, приобретая новый духовный опыт на пути своего самосознания».

      И если содержание ныне преобладающего мотива национальной культуры представляется нам далеко не лучшим произведением русского духа, то наша задача – не в безнадежном брюзжании о мнимой "ненациональности" звучащей струны, а в оживлении других струн русской лиры. Русская культура должна обновиться изнутри. Мне кажется, что революция более всего способствует этому перерождению, и я глубоко верю, что гениально оживив традиции Белинского, она заставит Россию с потрясающей силой пережить и правду Тютчева, Достоевского, Соловьева.

      Но для этого – и здесь мы снова возвращаемся к "политике" – Россия должна остаться великой державой, великим государством. Иначе и нынешний духовный ее кризис был бы ей непосилен.

      И так как власть революции – и теперь только она одна – способна восстановить русское великодержавие, международный престиж России, – наш долг во имя русской культуры признать ее политический авторитет».

      Логика национализма

      [Вот еще один пример государственной одаренности Устрялова. Эта мысль была верна в 1920 году и она же была верна и 80 лет спустя. Вся антисоветская "интеллигенция" во главе со своими кумирами выглядит сбродом дурачков, вообразивших, что самое важное для страны – это дать ей свободу слова, в жертву которому была принесена России, её прошлое, настоящее и будущее. Результат известен]

      «Есть нечто глубоко трагичное в своеобразной ослепленности этих людей, в односторонней направленности их чувств и их ума. Морально и политически, осудив большевистскую власть, они уже раз навсегда решили, что она должна быть уничтожена мечем. И этот чисто конкретный вывод они превратили в своего рода кантовский "категорический императив", повелевающий безусловно и непререкаемо, долженствующий осуществляться независимо от чего бы то ни было, "хотя бы он и никогда не осуществился", – по "принципу: – ты можешь, ибо ты должен»...

      Но великий грех – смешение категорий чистой этики с практическими правилами конкретной политической жизни, целиком обусловленной, относительной, условной, текучей. В сфере путей политической практики ни в чем нельзя "зарекаться", ибо в них нет ничего непререкаемого. Сегодняшний враг здесь может стать завтра другом, нынешний друг – врагом (ср., например, историю международных отношении, а в области внутренней политики – хотя бы историю "блокировок" политических партий). Сегодня следует пользоваться одним методом для сокрушения врага внешнего или внутреннего, завтра другим и т. д.. Для патриота неподвижен лишь принцип служения родине, – все средства его воплощения целиком диктуются обстоятельствами. Говоря языком философским, в практической политике мы всегда имеем дело с "техническими правилами", а не "этическими нормами".

      И если недопустимо придавать верховному этическому принципу условный, релятивный характер, то равным образом и подчиненные, технические предписания политики глубоко ошибочно и в моральном отношении предосудительно превращать в абсолютные, непререкаемые.

      Романтизм в политике есть великое заблуждение, вредное для цели, которую она должна осуществить – для блага родины. Романтизм для политики есть такая же ересь, как релятивизм для логики или этики. Политический романтизм, при всем его внешнем благообразии, импонирующем малодушным и пленяющем легковерных, на практике превращается в дурную, безнравственную политику, упрямое доктринерство, напрасные жертвы... Он опровергает самого себя, подрывает собственную основу.

      Нравственная политика есть реальная политика. Идеализм цели, реализм средств – вот высший догмат государственного искусства. И другой, подобный ему, вытекающий из него: – единство конечной цели, многообразие конечных средств.

      Бойтесь, бойтесь романтизма в политике. Его блуждающие огни заводят лишь в болото…

      "Большевизм должен быть уничтожен мечем", – таков категорический императив. И если даже злодейка-жизнь в данный момент причудливо соединяет голову большевистской гидры с головою родины, меч мстителя будет рубить по-прежнему сплеча: – родина для этих увлеченных боем людей заслонена ненавистным большевизмом.

      И они соединяются с врагами и завистниками России, творят волю наследников Биконсфильда, авгурски смеющихся над ними. Они, несомненные патриоты, превращаются в орудие союзных рук, сегодня поощряющих их порывы, а завтра предающих их, как Колчака. Странное дело, – их гордость не мешает им скользить по скользким паркетам парижских министерств, несмотря на Одессу, несмотря на Иркутск... Неужели они ничего не забыли и ничему не научились?»

      «Увы, их путь фатально бесславен, каковы бы они ни были сами. При настоящем положении вещей, их доблесть столь же нужна стране, сколько доблесть чужеземца. В конце концов их сходство с наполеоновской гвардией у Ватерло оказывается несколько “формальным”: – та до конца спасала Францию от иностранцев. А они до конца спасают иностранцев от “безумной” России, думая, что спасают Россию от безумия». (Врангель)

      [В нескольких словах Устрялов уловил суть антисоветчины и её носителей – "интеллигенции": у неё рука не дрогнула отсечь голову родине, потому что её голова была соединена с большевизмом]

      Дело в том, что красный империализм есть последний крик русского самодержавия. Если он будет задушен, не будучи усвоен, – кончит свои дни и оно. Этого у нас сейчас трагически не понимают за "бытом" красной России, игнорируя ее "душу". Но тем не менее это так. Недаром же и сама идеология современного воинствующего антибольшевизма перешла к упадочной проповеди всевозможных "самоопределений", попросту говоря, раздробления государства и, как следствие, отказа от великодержавных задач.

      Еще весною прошлого года П. Б. Струве прислал из Парижа в Омск пишущему эти строки следующие золотые слова:

      – Самое пристальное внимание и здесь, и в России должно быть обращено на противодействие силам, стремящимся закрепить слабость России. Борьба с большевизмом не может вестись за счет силы и единства России.

      «Воистину, он страшен такой ”антибольшевизм”, страшен не только для большевиков, но еще больше для страны...».

      «А наша обезумевшая реакция готова ухватиться за все, даже за жернов, который вместе с ним грозит увлечь ко дну и самую Родину».

      «Власть представляет собою всегда даже более веский продукт народного «гения», нежели направленные против нее бунтарские стрелы…».

      Зеленый шум

      «Если наше золото будут требовать союзники, им я его не отдам... Пусть лучше достанется большевикам». (Адм. Колчак)

      «Отречение от идеи всероссийского государственного могущества, в силу создавшихся международных условий ("международные гарантии"), было бы тем самым и отречением от его факта»

      «Прошел год. Какая разительная и трагическая перемена! Воистину, настали сумерки русского национализма. Не выдержали испытания "нервы" патриотов, и ради борьбы с большевистской диктатурой они отреклись, отказались от Великой России! Опустошили они свою душу. Смутились сердца их, удрученные страданиями ближних и своими собственными...».

      Смущенные сердца

      [Устрялов подметил и одобрил то, что для "интеллигенции" есть анафема и проклятье и такое же непонимание, как и 80 лет назад: «...красный империализм есть последний крик русского самодержавия. Если он будет задушен, не будучи усвоен, – кончит свои дни и оно. Этого у нас сейчас трагически не понимают за "бытом" красной России, игнорируя ее "душу". Но тем не менее это так».]

      «Великие эпохи – не суд над фактами перед трибуналом права, а суд над правом перед трибуналом всемирной истории».

      Из писем Устрялова

      Запад хочет «решать свои трудности за счет России».

      «Государство ныне строится, как в годы Петра. Суровыми И жестокими мерами, подчас на костях и слезах».

      «Исторически можно оправдать страдания и беды, если они к спасению».

      [Вот у кого нужно учиться пониманию советской власти: суровые меры правления были не самоцелью, а средством выживания.]

      Из статьи Устрялова «К вопросу о русском империализме».

      «Вера в «Великую Россию» есть прежде всего вера в русское государство...

      Вопреки бесчисленным внешним препятствиям, вопреки некоторым нашим собственным национальным свойствам, мы создали мощный государственный организм: по-видимому, мы нужны всемирной истории, и она не дала нам погибнуть...

      В области международной жизни есть глубоко знаменательное соответствие между авторитетом духовного порядка и мощью внешнею, политической. Развитие духовной культуры государства как-то интимно связывается с ростом его политической силы...

      Да, это несомненно: великая культура может принадлежать лишь могущественному национально-государственному целому.

      И отсюда перед каждым государством встает практический императив: стремясь к расширению, будь могучим, если хочешь быть великим!»

      [Вот почему так слаба ныне Россия: у строя от неё нет авторитета и нет силы духовного порядка. Насколько неестественен буржуазно-демократический строй для страны видно хотя бы их того, что нет ни песен, ни стихов, ни книг, воспевающих или прославляющий капитал. А о расширении нечего и думать: дай Бог, чтобы Россия сохранилась в своем нынешнем урезанном виде]

      К. Н. Леонтьев

      «Иван Аксаков был за бóльшую свободу печати, он воображал, что эта свобода имеет сама по себе нечто целительное: это неправда, вред от этой болтовни неимоверно сильнее пользы...

      Государственность наша, даже полуевропейская, несравненно резче отделяет нас, от Запада, чем наша общественность, в которой за последние 30 лет ничего не осталось своего, если бы не сильное правительство

      [Болтовня государственно бездарных брехунов подготовила страну к развалу и сдаче Западу. "Интеллигенция" – проклятие России. Как до революции, так и после нее, только правительство хранило страну.]

      «Я... невольно думаю и беспристрастно предчувствую, что какой-нибудь русский царь – быть может, и недалекого будущего – станет во главе социалистического движения (как св. Константин стал во главе религиозного – «Сим победиши!») и организует его так, как Константин способствовал организации христианства...

      Да разве в России можно без принуждения и строгого даже, что бы то ни было сделать и утвердить?

      ...настоящая деревянная палка... тоже некрасивое средство для прекрасно нередко целей

      [Да, было бы недурно прогуляться ею по спинам нашкодившей "интеллигенции"]

      Для исполнения особого и великого религиозного призвания Россия должна все-таки значительно разнится от Запада и государственно-бытовым строем своим, иначе она не головой срастется с ним, а простодушно и по-хамски срастется ягодицами демократического прогресса... Конец!

      «Истинно мировое есть прежде всего свое собственное для себя созданное, для себя утвержденное, для себя ревниво хранимое и развиваемое, а когда чаша народного творчества или хранения переполнится тем именно напитком, которого нет у других народов и которого они ищут и жаждут, тогда кто удержит этот драгоценный напиток в краях национального сосуда!? – Он польется сам через эти края национализма, и все чужие люди будут утолять им жажду свою...»

      [Вот именно: свое собственное, для себя созданное было загублено болтунами, вообразившими себя гениями]

      [нам надо] оставаясь верными их [славянофилов] главной мысли – о том, что нам, по мере возможностей, необходимо остерегаться сходства с Западом... для достижения главных целей – умственной и бытовой самобытности и государственной крепости...

      Что за неумение узнавать свой собственный идеал в иных неожиданных формах; не в тех, к которым приучила их заблаговременная теория».

      «Интеллигенция русская стала слишком либеральна, т.е. пуста, отрицательна, беспринципна. Сверх того она мало национальна именно там, где следует быть национальной. Творчества своего у неё нет ни в чем; она только учится спокон веку у всех, и ничему своему не учит и научить не может, ибо у неё нет своей мысли, своего стиля, своей окраски. Русская интеллигенция так создана, что она, чем дальше, тем бесцветней; чем дальше, тем сходнее с любой европейской интеллигенцией; она без разбору, как огромный и простодушный страус, глотает всё: камни, стекла побитые, обломки медных замков (лишь бы эти стекла и замки были западной фабрики). Страус не может понять, что стекло режет желудок и что медь, окислившись, отравит его. Русская интеллигенция не в силах различить стекло и медь от настоящей пищи. Она жрет, что попало и радуется»

      [Это именно то, что сделала антисоветская "интеллигенция" с Россией: скормила ей битые стекла и медь, которые вспороли ей желудок и отравили организм. Но она, как и ее предреволюционная предшественница, продолжает радоваться].

      Ив. Солоневич

      «Правые, которые сделали революцию, признаться в этом не могут никак. Именно поэтому правая публицистика эмиграции ищет виновников Февраля в англичанах, немцах, евреях, масонах, японцах, йогах, бушменах, нечистой силе и в деятельности темных сил, ибо, как признаться в том, что "темными силами" были как раз: помещики, фабриканты и генералы. Не могут об этом говорить и левые – ибо, что тогда останется от народной революции?... И от "восстания масс против проклятого царского режима"? Правые не могут признаться в том, что страшная формулировка Государя Императора о предательстве и прочем относится именно к их среде, левым очень трудно признаться в том, что февральская манна небесная, так неожиданно свалившаяся на них, исходила вовсе не от народного гнева, не от восстания масс и вообще ни от какой "революции", а просто явилась результатом предательства, глупости и измены, в среде правящего слоя».

Сентябрь 2003 г.